Все люди — враги - страница 15

Не останавливаясь, он открыл дверь в комнату Эвелин, все еще со странным, почти галлюцинирующим чувством подчинения какому-то внешнему импульсу, все еще едва понимая, зачем он пришел. Комната Эвелин выходила не на солнечную сторону, и окна были затянуты тяжелыми портьерами, поэтому спальня казалась почти темной после освещенного коридора. Когда струя воздуха проникла в открытую дверь, конец портьеры взметнулся, и Тони увидел Эвелин, отвернувшуюся от него и спавшую на боку, с длинной темной косой, иссиня-черной на белой простыне. Он закрыл дверь, и портьера плавно вернулась на свое место, оставив в сумеречном свете лишь слабое мерцание белого одеяла. Быстро и безмолвно Тони скользнул в постель рядом с Эвелин. Он почувствовал, как она вздрогнула и наполовину обернулась к нему, когда его рука коснулась ее руки, но он быстро прошептал:

— Это только я, Тони. Можно мне побыть немного?

Эвелин не ответила и не шевельнулась — или она еще не проснулась, или же притворялась спящей. Тони едва смел дышать, хотя сердце у него громко билось, и он лежал совсем тихо, казалось, в течение целой золотой вечности. Его закрытые глаза были полны какими-то золотистыми сумерками, а все тело превратилось в ощущение, чистое и струящееся, как свет. Он не знал, долго ли длилось это ощущение — оно было вечностью, и вместе с тем мелькнуло как молния. Не двигаясь и не открывая глаз, Эвелин шепнула:

— Тебе надо уйти теперь, милый, скоро придут меня будить.

Не колеблясь и не протестуя, он встал, оправил постель и вернулся к себе в комнату, где упал ничком на кровать и, пока не пришли его будить, лежал, дрожа всем телом и все повторяя про себя: «Груди нимфы в чаще, груди нимфы в чаще».

Когда они встретились за завтраком и потом в течение дня, Эвелин ни малейшим знаком, даже ни единым взглядом не выдала своего соучастия. Тони и не ждал этого, ибо ему казалось, что все случившееся произошло между двумя существами, совершенно отличными от тех, которые теперь одеты и болтают, как обычно. Однако он все утро находился в состоянии какого-то подавленного счастья, почти бессознательного, но реального, какое мы иногда испытываем после особенно радостного сновидения. И право, все это казалось каким-то чудесным сном, так полно было ощущение, что все это пережил кто-то другой. И его поступок был настолько инстинктивным и невинным, что Тони пребывал в состоянии блаженства без каких-либо ясных образов, вызываемых в памяти. Только за вторым завтраком, когда Эвелин казалась особенно надменной и холодной, ему пришло в голову, что она, быть может, сердится на него, может пожаловаться и рассказать, что он сделал. Тогда настроение его сменилось каким-то страхом, и он всю остальную часть дня и начало вечера провел в длительной прогулке. Для него невыносима была мысль, что эти чудесные переживания будут загрязнены в его же собственных глазах презрительными упреками, что испытанный им восторг будет унижен.

Он бродил по лесу, по обнаженным дюнам, раскаленным от жары, очутился в другом лесу, далеко от моря, и сел у подножия могучего бука, где ручеек пробивался сквозь чащу ольховника. Высокие ветви протягивали свои плоские листья, словно металлические зеленоватые и золотистые пластинки; мерцание исходило от узкой ленты ручейка, там, где он почти бесшумно низвергался крохотным водопадом в темное маленькое озеро; а со всех сторон Тони окружали тенистые стволы и кустарник. В течение долгих минут лес был абсолютно безмолвен в летнем затишье птиц и мертвой неподвижности воздуха. Тони услышал крик сойки и ответный крик другой и шум их крыльев, когда они пролетели по лесу; затем водяная курочка, появившись из-за камышей, начала клевать траву, и белка грациозно спрыгнула с дерева и принялась грызть буковый орешек. Затем и они исчезли, и вновь все стало безмолвным и неподвижным. Тони снова объяло странное блаженство — неожиданно, непредвиденно, точно прекрасная умиротворенность, но с чувством гармонии, которое заставляло его ощущать, как Жизнь музыкально течет в него и вытекает из него. Это не походило на упоительный восторг от прикосновения к Эвелин, и все же было сходно с ним. То чувство было более острым, личным и сосредоточенным, а это — более рассеянным и безличным — общение с таинственными созданиями, такое же неуловимое, но столь же возбуждающее, как и благоуханное. Оно было подобно немой беседе с богами.