Все люди — враги - страница 9

Пиршество закончилось шумными поцелуями, слезами, объятиями и восклицаниями. Анни театрально заключила Тони в свои объятия, поцеловала его, прижавшись к нему заплаканным лицом, умоляя никогда ее не забывать и всегда молиться. Затем они с Чарли сели в кеб, все стали забрасывать их конфетти, а шутник-кузен пытался привязать старый башмак к задней оси, но и на этот раз потерпел поражение, так как пролетка неожиданно двинулась, поэтому он бросил им старый башмак вдогонку. И все почувствовали себя несколько опустошенными.

Тони бродил один по дорожкам, чувствуя себя все более и более брошенным и печальным и осознав наконец, что он лишился своей Анни. На следующий день, когда «отец» повез его домой, ему пришлось сидеть внутри старой коляски, которая пахла затхлостью; погода была облачная, дул сильный ветер, и все волшебство исчезло. Он с радостью простился с «отцом», уселся в тени деревьев и рододендронов на террасе и стал думать о том, как он теперь будет жить без Анни.

В нижнем саду под перилами террасы была большая запущенная группа кустов лаванды, скрытых за португальским лавром и сиренью. В те редкие солнечные дни, когда даже на террасе было жарко, Тони брал складной стул и сидел там часами, следя за пчелами и маленькими бабочками, порхавшими над высокими лиловыми цветами лаванды и пившими неиссякаемый мед. Так он сидел час за часом в каком-то забытьи, завороженный нимфами, — словно какой-нибудь сицилианец, плененный волшебным часом, когда Пан спит, прислушиваясь к долгому шепоту пчел, следя за мельканием синих, медно-красных или черных, усеянных блестками крылышек и вдыхая аромат земли, листьев и теплой лаванды. Ему не хотелось убивать летающих созданий или рвать лаванду, ибо ему казалось, что он ими гораздо полнее обладает, поглощая все, что они могут дать, — глубокое, безвременное счастье. Хотя он бодрствовал, его думы были такими же радостными и золотыми, как те, что овладевают нами, когда мы погружаемся в сон, но то, что он испытывал, было скорее гаммой необъяснимых ощущений, чем ходом мыслей. Это напоминало чувство бесконечности, пережитое им на террасе, но более интимное, более земное, более острое. В то же время обмен — самоотчуждение и слияние с этими таинственными присутствиями — был менее жутким и подавляющим. Он чувствовал себя окутанным в звук, аромат и краски — как пчела, плененная в ярком мире петуний, — вместо того, чтобы растворяться в необъятности. Доморощенные боги были более близкими и менее требовательными, чем те — величественные и вездесущие.

Быть может, верно, что нельзя научиться тому, что достойно знания, — все, что учитель может сделать, это лишь указать на пути. Тони пошел по собственному пути, лежавшему между наукой отца и музыкой и поэзией матери. Он знал, что он их разочаровывает, но это его мало тревожило. У него просто не было никакого интереса к математическим отвлеченностям, увлекавшим его отца. Все, что не основывалось на реальности или иллюзии чувств, для него не существовало, и даже когда он был еще мальчиком, решение задач казалось ему лишь одной ступенью выше решения загадок, помещаемых в воскресных газетах. Он предпочитал бродить по молчаливой поляне, любоваться желтовато-белой луной и испытывать глубокое, странное влияние ее мягкого сияния, чем разглядывать в телескоп уродливо-фантастическое увеличение, будто бы представлявшее мертвый мир, и заучивать фантастические названия несуществующих «морей» — названия, которые он тут же с отвращением забывал. Что за нелепая страсть к каталогизации и номенклатуре! Тони слушал почтительно и терпеливо и забывал с безразличием, принимаемым за глупость. Но самому себе он говорил:

— Ну какой смысл считать, что вы сделали нечто замечательное, назвав воробья Passer vulgari или как он там называется? И что можно узнать о воробьиных свойствах воробья, вскрыв его маленький трупик и составляя потом целые теории о форме его коготков и клюва? А затем из него набивают чучело и воображают себя Гете!

Тут он приходил в ужасное волнение и молился, сам не зная чему:

— О Господи, пожалуйста, не делай из меня набивателя чучел Passer'ов, пожалуйста, не делай! Я хочу…