Высокие звезды - страница 44

И вновь послышался этот проклятый шорох платья.

— И кто только придумал такие застёжки? — пробормотала Марианна, — одной их никак не застегнуть! Дон Диего, вы сможете, не глядя затянуть шнуровку на спине моего платья?

— Это затруднительно, сеньорита, но я попробую.

— Только не смотрите.

Девушка стояла, полуобернувшись, дон Диего зашёл к ней за спину и, зажмурив глаза, стал неумело зашнуровывать разрез платья.

— Какой вы неловкий, а ещё признаётесь в любви, — рассмеялась Марианна, — и думать об этом забудьте.

— Если бы я мог смотреть, — отвечал сеньор Кортес, — ваше платье было бы уже зашнуровано.

— Ничего, я не спешу, справитесь и так.

Наконец с одеванием было покончено, и Марианна и дон Диего оказались в сёдлах.

— Домой! — скомандовала девушка, трогая поводья.

На этот раз сеньор Кортес не стремился её опередить. Они ехали рядом, не спеша, то и дело, с подозрением поглядывая друг на друга. Марианна опасалась, что дон Диего вновь вернётся к выяснению отношений, а сеньор Кортес опасался, что Марианна вновь начнёт подшучивать над ним.

— Говорят, лучшего управляющего, чем вы, не сыщешь на всём побережье, — с улыбкой сказала Марианна.

— Возможно, — с улыбкой сказал дон Диего.

— Нет-нет, вы не уходите от вопроса. Каждый человек должен знать себе цену.

— Думаю, что да, — не без гордости ответил дон Диего.

— Ну, так вот, — вздохнула Марианна, — каждому человеку бог дал несколько талантов, и гениальный управляющий не может быть идеальным возлюбленным. Так что, простите, но я не могла вам ответить что-либо определённое.

— Но вы не сказали, что не любите меня, — с надеждой в голосе произнёс дон Диего.

— Чувство — слишком тонкая материя, чтобы её можно было выразить словами.

— Я согласен, сеньорита, но должны же, вы мне оставить хоть какой-то шанс.

— Шанс на что?

— Вы должны оставить мне надежду.

— Я не очень категорично запрещала вам говорить о любви.

— Это немного меня утешает.

— Но не стройте иллюзий, дон Диего, я сама не знаю, как поведу себя через полчаса, через день. И даже если хоть что-то вам пообещаю, то вряд ли выполню, — Марианна засмеялась, глядя на то, как смутился сеньор Кортес. — По-моему, вы слишком сентиментальны и, как я понимаю, по складу ума, по темпераменту вам лучше подойдёт какая-нибудь простушка, а не такая девушка, как я.

— Сеньорита, предоставьте решать мне самому.

— Я его и не забирала у вас. Но и вы должны меня понять, я не привыкла, чтобы мне указывали и, если мои родители боготворят вас, это ещё ничего не значит.

Вскоре показался и дворец семейства де Суэро. Вернее, самого дворца видно не было, лишь только огромный старый парк.

Марианна собственноручно отвела лошадь в конюшню, поставила её в стойло и проследила, чтобы та ни в чём не нуждалась. Она, не переодеваясь, направилась в гостиную.

Сеньора де Суэро сидела у стола перед чашкой остывшего кофе.

— Тебя долго не было, — с укором сказала мать.

— Ты же знаешь, я была не одна.

— Я всё равно волновалась.

— А разве дон Диего плохой защитник?

— Именно поэтому я и не отправила людей разыскивать тебя.

Марианне хотелось сказать матери, что дон Диего признался ей в любви, но лишь только она взглянула в глаза сеньоре де Суэро, как тут же, решила молчать. По глазам женщины можно было прочесть почти всё — и то, что дон Диего рассказал ей о любви к Марианне, и то, что просил её руки.

«Да, меня обложили со всех сторон, как дикого зверя, — подумала девушка, — но я так просто не сдамся. Я обязательно что-нибудь придумаю, не существует безвыходных ситуаций. Следует только хорошенько поискать, хорошенько подумать, и я вновь окажусь на свободе. Терпеть не могу самоуверенных болванов, таких, как наш дон Диего, возомнивших о себе, чёрт знает что».

И внезапно девушка вместо ненависти к матери, почувствовала нежность.

«Впрочем, — тут же сказала себе она, — мать желает мне добра, только не может понять, в чём оно для меня заключается. Я зря груба с ней, это ничего не меняет».

Она присела на подлокотник кресла и обняла мать за шею.

— Ты не сильно сердишься на меня?

— Сержусь, но не очень сильно.

— Тогда прости.

— Я уже простила, — призналась сеньора де Суэро.