Я не я - страница 44

— Ожил?! Вот и славно! А то отец гневается! Говорит: «Покойников нам еще на дворе не хватало!» — выпалив это, пришелец, не стесняясь своей обидной тирады, сел на корточки подле Дункана. — Держи! Жажда небось мучает?! — неласковый сорванец протянул Маккоулу его же баклагу, наполненную до краев водой. Дункан не стал церемониться, приник губами к желанному предмету и жадно начал осушать сосуд. Пока пленник утолял жажду, мальчишка проронил:

— Хорошо ж ты отдубасил моего брата! Повеселил на славу! Давно меня никто не заставлял так смеяться! Правда, досталось мне за это! — тут малец потер рукой о затылок. — Да, впрочем, не впервой!

Испив воды, Дункан почувствовал прилив сил, в животе заурчало — появилось новое желание — закинуть бы что-нибудь в рот съестного! Не ускользнул этот жалкий звук от слуха парня:

— С харчами придется потерпеть! Трудно было раздобыть их для тебя! Прыть твоя тому виной! Ну, ничего что-нибудь придумаю! На, возьми пока это! — и пришелец вытянул из-за пазухи кусок чёрствой злаковой лепешки. Затем ловко его всунул ему в ручищи, приподнялся и поплелся к выходу из конюшни, снова намереваясь, просочиться сквозь дверь, незамеченным для тех, кто был извне.

Дункан не успел ничего и сообразить: поблагодарить бы… спросить, как оказался здесь… и где это здесь? …про брата его… кто таков? Черт его знает!

Вдруг юнец обернулся у выхода и бросил напоследок через плечо:

— За соратника не волнуйся, жив он, приходит в себя, сама для него за целителем бегала! — и «сквозняком сдуло» пришельца.

— САМА? БЕГАЛА? — не удержался Дункан Маккоул, испрошая у тишины конюшенного хлева разъяснение. Удивлению не было предела: — Вот те раз! Девчонка!

Чудно! А действительность принять придется!

Что это она… ОНА! Г-м-м… говорила насчет соратника? Кто с ним оказался в этой неволе? Вспомнить бы? Донован? Ленокс? Или, быть может, Роб? В биваке лишь они с ним были! А что с остальными тогда? Бедолаги!

Рано она убежала! Расспросить бы обо всем. Теперь гадай! Кипи от гнева, скованный по рукам и по ногам неразрывными цепями!

Чуял он беду! Весь путь из Данноттара, все время пребывания в Крейгмилларе, в стане войск Вильгельма. Эх, нелегкая взяла-таки!

В конюшню снова кого-то нечистая позвала. На этот раз сразу двоих. Один в рассвете лет, по всей видимости, кузнец: кожаные куртка, фартук, высокие сапоги с толстой подошвой, лобная повязка — все указывало на это. Другой, повидавший на своем веку, но сил еще полон, телом крепок, движеньями ловок.

Оба близко к нему подошли. Кузнец руки скрестил у груди, да говорит:

— Ну, что, горец, клятый? Свести б с тобой счеты! Да отца жалко! — подбородком указал коваль на стоящего рядом. — Слово дал тебя он переправить арабам. Видать, хорошо ты насолил и своим, и англичанам. Нигде не мил. Месть добрую тебе выдумал недруг твой, что доставил тебя сюда полуживого! Не позавидуешь! — и пнул кузнец ногой Маккоула. Только словно забыл он, что Дункан не из робкого десятка себя проявил накануне же этого дня. Ведь ему же и досталось от пленника, когда кузнец еще пытался заковать его в цепи. Чем и рассмешил первую утреннюю гостью конюшни.

Невольник, непривыкший к такому обращению, быстро свалил коваля с ног, когда тот еще не успел опустить ногу, которой лягнул. Цепями, что руки сковывали, обмотал шею обидчика и дал прочувствовать почем пуд соли: сдавливать стал горлышко медленно так, размеренно.

Жаль, второй довольно быстро сориентировался, где-то вилы раздобыл в хлеве, и кидаться на Дункана стал:

— А ну пусти, душегуб вражий! Пусти, иначе смерть и тебя ждет! — и с целью придать своим словам значимости, штрыкнул Дункана в бок разок тычком.

Только не этот жест спровоцировал Маккоула отпустить кузнеца, а визг незаметно ворвавшейся все той же девицы-сорванца. Такой протяжный, истерический и оглушительный, что заставил Дункана вспомнить многое: и вчерашнее нетеплое прощание с Леноксом, и первую схватку с ковалем, и милостивое обещанье ему этой девицы позаботиться о Доноване, который пребывал в состоянии похуже его.

Маккоул резко отпустил своего притеснителя из оков, предвкушая, чем это обернется для него. Ну чему быть, того не миновать!