Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени - страница 11

Бродяга… Приклонив голову в Карлате, он назвался Лийгарий Кетах и по милости королевы Илэйн собрал и возглавил её лекарский штат. Преданный своему делу, но не одержимый им, он часто гулял мыслями за пределами Карлата и тайно радовался поездкам, хотя они и стоили его госпоже-домоседке больших усилий. Он был здесь залётная пташка и именно он не отвёл от доверившейся ему женщины беду. Не углядел, не заметил! Позже Илэйн возненавидела его за то, что он не был сильнее смерти. Возненавидеть стоило раньше, с этой минуты, сейчас…

Квентин мотнул головой, отдёргивая взгляд от заразы, ютящейся в убогом оборванце, подошёл к Илэйн и с поклоном предложил ей руку. Она всегда, отовсюду уходила с ним под руку, а её немногочисленные дамы ступали следом, на расстоянии. Он помнил и это — прохладу её твёрдого, упругого тела, которая так редко сменялась теплом, зноем. Но скоро эта прохлада станет ему сродни смертельному холоду, окоченению. Сейчас его запястье сжимала мягкая ладошка, не жёсткие пальцы погибели. И пахла королева Илэйн лекарствами, огнистой водой и немного сладостями. Не сбудься то, что уже суждено, Квентин и не подумал бы, что этот аромат может смениться затхлостью, трупным холодом и вонью гнилых яблок. Тонкая, обманчиво хрупкая… Но как Илэйн держала осанку, как смотрела, как не щадила себя, оберегая своих подданных — во всём этом даже Лийгарий Кетах видел скрытую, невероятную силу. Он и подумать не мог, для каких целей Илэйн применит её, как эта мощь некогда благого дара обернётся гневом отчаявшейся женщины.

— Амис, амис, амис…

— Белоокая, храни королеву…

— Заступница! Луной Осиянная!..

На самом деле, больных и убогих в зале было не так и много: большинство узких добротных коек и скамей пустовали, камин, не достигавший до сводчатого потолка нескольких триттов, горел с рассвета, но умеренно. Считалось, маленький Карлат переживал благой век. Лийгарий Кетах не сомневался. Он же не увидел красных, расползшихся пятен на кадыкастой шее оборванца, что притащился сюда с мольбой сбить ему жар… Приходили сюда и мучающиеся животом, хромуши, слепцы, женщины с мигренью и беременные, что никак не могли разродиться, мамаши с младенцами, у которых распухли пупки. Но ни один не стонал, ни один не плакал. Звучали тихие разговоры да звенели лекарские инструменты и склянки — штат, возглавляемый Лийгарием Кетахом, заканчивал лечить успокоенных королевой больных. Благой дар, благое время.

— Что с тобою, мой друг? — у выхода из зала спросила Илэйн чуть слышно. — Твой взгляд полон муки.

Квентин сумел улыбнуться, покачать головой, именно так он давал ей знать, что тревоги напрасны. За порогом погляделся в высокую стенку жаровни на треноге.

Жаровни горели по всему замку, распространяя запах трав, лично собранных королевой в лесу. Наверное, пара пучков нашлась бы у Лийгария в лекарской сумке, которую он только что, благодаря отражению в жаровне, заметил у себя на плече. Молодой лекарь в дуплете, сшитым очень узким, не горбил спину и не прятал глаз. В топорщащихся волосах чернота, ни единой седой пряди, а кожа не знает ни морщин, ни загара. Квентин и забыл себя вот таким. А под конец всего утратил человеческий облик под нарывами, заляпанный гноем и кровью.

— Я не выйду к этим преступникам, — вымолвила Илэйн ясно и холодно. Оказывается, к их шествию присоседился то ли её секретарь, то ли один из министериалов. Квентин плохо помнил этого невзрачного человечка, одетого в рясу служителя храма Белоокой, да и не имел он важности в этом сне. — Безумная. Притворяющаяся. Безбожная. Дурная. Это лишь малая часть суждений обо мне, что сходят со лживых уст главы церкви, я знаю. Он и слуги его носят Её цвета и молятся, зажав Её лик между ладоней, но в сердцах их не бывает ни проблеска Её света. Я была среди них и видела. У них нет силы, которая заставила бы меня вновь появиться в Эльтюде! — Илэйн жёстче обхватила Квентина за запястье и добавила с усталым смешком: — Передайте послам Святейшего Совета — пусть ждут. А коль скоро ожидание уморит их — тени у них бессмертны, и во власти у них вечность.