Юрский период - страница 3

— Тебя могут пристрелить там... снаружи. Горланить нельзя, "болванчики" сбегутся, но... читать здоровые умеют.

— Предлагаешь забег с транспарантом?

Смешок.

— Не... Руки для оружия.

На безрыбье и лом — ружьё.

— Одну надпись на рюкзаке сделаю, и спереди на футболке. Хорошо, она такая... примерно белая. Ну, однотонная.

— Чем? Тушью для ресниц, что ли?!

— Дурак ты. Буквы из тряпочек вырежу. У меня в банке форполимера литра полтора осталось, ты же и отбирал. Промажу — на воздухе быстро схватится. Не размокнет, если вдруг что. Да и от тебя труднее будет откусывать, нормальные такие полимерные щитки получатся.

— Человек-плакат спешит на помощь! — сострил он.

— Спасёшь себя — спасёшь мир. Возможно.

Пауза долго не выдыхалась.

— Я же носитель.

— Иммунитета тоже.

Фенька взяла ножницы и засела у короба с ветошью, выбирая лоскуты поярче. Юрок вспомнил, что на самом-то деле зовут аспирантку Юлькой, а Фенечкой её прозвали такие же помешанные на околонаучной карьере тёлки за пристрастие к изготовлению всякой дребедени вроде цветастых браслетиков и бусиков.

Время на споры истекло. Лаборант развлёкся эмпирикой до психоза, прилаживая к бочке громоздкий "многоступенчатый" шланг. В конце концов он установил в "поилке" заныканный кем-то с неизвестными целями в мастерской отрезок трубы подходящего диаметра, зафиксировав верх железной "соломинки" дырявой крышкой и уперев низ в брошенную на дно монументальную телогрейку подавшегося весной в пенсионеры инженера Аркадия, призванную заглушить журчание стекающего раствора. Теперь, водрузив модифицированную бочку на выбранное место, можно без особых проблем натянуть на железяку свисающий из окна шланг и налить изнывающим от сушняка людоедам "освежающий коктейль".

Двухсотлитровый "бокал" дожидался сервировочных потёмок, а Юрок добывал воду. Он обошёл все туалеты корпуса и вычерпал из бочков и унитазов застоявшееся содержимое. Для хороших людей ничего не жалко. В кабинете разложенного на разлагающиеся составляющие профессора красовался здоровенный аквариум. Остатки цветущей воды, несомненно, придутся по вкусу безмозглым каннибалам.

Мало набралось, ещё очень мало. Но, кажется, где-то на западе погромыхивает, и, возможно, ночью придёт гроза. Глаз не сомкнуть в любом случае.

Фенька потряхивает ножницами. Отнюдь не победно, непроизвольно. Сохнут разложенные на столе "принты". Или правильнее говорить — аппликации? Футболка уверяет — "Я не болен", рюкзак хвастает: "У меня иммунитет". Прямо, без иносказаний. Контрастно, чётко, пусть и кривоватыми буквами. Поверит ли кто? Можно попытаться...

— Я тебя постригу. Сейчас. Как можно короче. Здесь в ящичке, видишь, лезвия. Ну, извиняй, не станок, не держу "газонокосилок"... Ещё скальпель вот.

Скальпелем чудачка Фенька точила карандаши. А лезвиями делала зачем-то надрезы на каких-то фигурных образцах. Юрок не вникал, не его забота. Он, по сути, на участке грузчиком и чернорабочим впахивал, а не лаборантом.

— Тебе надо всю башку обшкрябать наголо. И... перед уходом побрейся. Возьмёшь с собой.

— Имидж — всё? — усмехнулся он. — Вообще, да. За патлы или бородёнку легко ухватить. А за бритый кочан — фига.

— И будешь отличаться от них издали, — присовокупила Фенька. — Много дней.

Это правда. "Болванчики" за собой не следят. У "затворников" с гигиеной тоже не особо задалось, по техническим причинам. Воды меньше, чем мыла, не больно-то загламуришься. "Бородёнка" у Юрка уже наросла — Марксу на зависть. Фенька в жарищу ходит в набедренной повязке из синего халата, прячет бурые пятна на засаленных джинсовых шортах.

Насрать.

Насрали "отшельники", кстати, знатно.

Иногда, даже часто, и так бывает — сначала завоняешься, потом сдохнешь.

Глядя на вздрагивающие пальчики, лаборант угрюмо сказал:

— Ну, на загривке сними шерсть, дальше я сам, Фень.

Не стала спорить.

Обскобленную и исцарапанную лаборантскую шкуру Фенька продезинфицировала ацетоном. На всякий случай. Такое вот ноу-хау. А спирт давно закончился. Но от него тоже щипало бы зверски.