Запас прочности - страница 43
Мичман Казаков возвращается с электрогрелкой. Мы очень рады ей, сейчас же ее включаем. Казаков разоблачается догола, выжимает китель, брюки и белье, надевает их влажными и нежно обнимает электрогрелку. Пар повалил столбом.
По очереди все проделываем то же самое. Минут через сорок снова послышались взрывы глубинок. Но теперь не так близко.
— Кажется, наше крещение закончится благополучно, — говорю как можно веселее, хотя губы закоченели и никак не хотят двигаться.
— Тьфу, тьфу, через левое плечо! — смеется старший матрос Змиенко. — Хоть я и не суеверный, но не говорите так раньше времени.
Осторожно приоткрыв переборочный люк, в центральный пост втискивается Лошкарев. Говорит, что командир находится в рубке гидроакустиков. Судя по шумам, вражеские корабли потеряли наш след. Поднявшийся ветер мешает им продолжать поиск.
Мы и сами заметили, что стрелка глубиномера стала подрагивать. Значит, на поверхности моря разгулялась волна.
— Лев Александрович, а как это объяснить: на карте глубина в этом месте тридцать пять метров, а мы, как видите, лежим на глубине чуть не в два раза большей?
— Видно, мы попали в своеобразное ущелье, которое пока не нанесено на карты.
— Но противник знает это ущелье…
— Несомненно. Ведь бомбы рвались именно на этой глубине. Вы это почувствовали?
— Почувствовал, — ответил я, растирая под мокрым кителем синяк на левом плече. — Но почему сейчас он бомбит так неточно?
— Над морем уже темно: солнце зашло тридцать минут назад. Здесь сильное прибрежное течение. Прибавьте к тому же ветер. Видимо, в таких условиях вражеские корабли потеряли ориентиры.
Как бы в подтверждение слов Лошкарева громыхнул очередной одиночный взрыв метрах в ста по правому борту. Если и дальше нас будут так бомбить — не страшно. У нас даже небольшое преимущество: мы знаем, где находится противник, и следим за ним, а он мечется вслепую. Теперь главное — не выдать себя.
Пришел Тураев. Устало улыбнулся.
— Ну как вы тут, натерпелись страху?
— Наверное, как и все, — отвечаю. — Врать не буду. Было страшновато.
— Еще бы: тридцать две бомбы в непосредственной близости. Но теперь уже все. Немцы, кажется, ушли. А может быть, бомбы у них кончились. Немного подождем — и будем выбираться из этой ловушки.
Подождали еще немного и пустили помпу на осушение трюмов. Десять минут качаем, десять минут прислушиваемся: нет ли кораблей противника.
Восстановив дифферентовку, снимаемся с грунта и уходим с «гиблого места». Командир принял решение всплыть между двух минных полей, длинными полосами пересекших почти весь Финский залив. Волна шесть баллов. Качает сильно. Зарядку производим без хода, все время опасаясь, как бы ветром и течением не занесло на мины. Пополнив запас электроэнергии, в 2.48 снова погружаемся и, чуть ли не прижимаясь к самому дну, продолжаем путь.
Два дня прошло без происшествий, хотя гидроакустики то и дело докладывали о шумах винтов. Вражеских кораблей и катеров здесь полно.
25 сентября услышали сильный скрежет. Задели минреп. Отворачиваем в сторону, маневрируем ходами, но чувствуем, что минреп не отрывается. За что он зацепился? Снова маневрируем. Наконец трос оторвался и заскользил по корпусу. Не успели мы прийти в себя от этой встречи — снова задеваем за минреп. А на карте в этом месте чисто. Следовательно, противник поставил новое минное поле. Штурман отмечает на своей карте точки, где мы коснулись минрепов. Эти координаты передадим в штаб.
После мы узнали, что за время пути оставили позади 47 наших и 51 вражеское минное поле!
26 сентября командир поздравил нас с завершением форсирования Финского залива. Мы в открытом море!
Ночью впервые за весь поход получили работу по своей прямой специальности подчиненные главного старшины А. С. Ермолаева — радисты корабля. Лодка доложила в штаб о выходе в открытое море. Радисты Гальперин и Метревели приняли сводку Совинформбюро, последние известия о событиях в стране и за рубежом. Парторг корабля Ермолаев поспешил снабдить этими материалами агитаторов.
Командир корабля понимал, что экипаж нуждается хотя бы в небольшом отдыхе. Мы отошли в спокойный район моря. Отдых, конечно, был относительным. Мы устраняли повреждения, проводили тренировки, в которых очень нуждались некоторые моряки. Особенно это касалось рулевых-горизонтальщиков: им никак не удавалось держать лодку на перископной глубине.