Запрещенный классик - страница 14
ТД: 6, II, 34
Даже курган синеет на грани видимого сказочно и невнятно, как во сне... <…> Родимая степь под низким донским небом! Вилюжины балок, суходолов, красноглинистых яров, ковыльный простор с затравевшим гнездоватым следом конского копыта, курганы в мудром молчании , берегущие зарытую казачью славу ...
ТД: 6, VI, 64
…степь окуталась паром, и сквозь голубоватую дымку чуть-чуть наметились неясные очертания сторожевых курганов . ТД: 7, XIII, 127
Матрица описания практически идентична в последовательности пяти ее элементов:
1. в серо-зеленом просторе – зеленый необъятный простор – ковыльный простор ;
2. закутанной в серебристую дымку тумана – степь окуталась паром, и сквозь голубоватую дымку ;
3. в далеком трепещущем мареве – дрожащие струи марева ;
4. на грани земли и неба – на горизонте – (на грани видимого) ;
5. /чуть-чуть обозначались два седых стража – молчаливые курганы/ – /сизый грудастый курган/ – / курганы в мудром молчании, берегущие зарытую казачью славу / – /чуть-чуть наметились неясные очертания сторожевых курганов/ .
Второй фрагмент из ТД раскрывает загадку того, о чем молчат и что именно берегут два сторожевых кургана. Когда-то они и впрямь были хранителями округи (поскольку на них находилась стража). Теперь они оберегают зарытую казачью славу .
Отчетливо и развитие метафоры два седых молчаливых кургана – сказочный и недосягаемый сизый грудастый курган (те же два, только с другого ракурса, один за другим); курганы в мудром молчании – неясные в своих очертаниях сторожевые курганы (сказочность, недосягаемость и мудрость молчания материализована в том, что в последнем случае в пространстве размыта даже форма, великан сначала раздвоился, а потом стал невидимкой).
По сути перед нами не четыре, а один текст одного автора, текст саморазвивающийся и дополняющий сам себя.
Р едкий эпитет «острая спина» звучит в первом томе «Тихого Дона»: «Садился у подзёмки на табуретке, остро сутулил спину …» ( ТД: 2, XIV, 189 ); « … жОвотом наваливаясь на острую хребтину лошади » («черновая» 2 / 81 );.
Перед нами развитие авторской метафоры Федора Крюкова:
«Старая серая кобыла Корсачная, уже с час запряженная в арбу, уныло слушала эти пестрые, давно знакомые ей звуки бестолково-радостного волнения и суеты. Она знала, что предвещают они двухнедельную полосу тяжелой, изнурительной, выматывающей все силы работы. Бока у Корсачной были желтые от навоза, шея местами облезла, а спина – острая, как пила …» (« Зыбь