Запретная женщина, или Первая жена шейха - страница 16

— Ну как «не беспокойся»? Ты же пролетел полмира, у вас там сейчас совсем другое время суток, ты должен просто валиться с ног от усталости!

— Пожалуйста, спи!.. — уже почти со злостью ответил он.

Я не поверила своим ушам. Только этого командного тона мне ещё и не хватало. Я беспокоюсь о его здоровье, делаю все, чтобы он чувствовал себя в чужой стране как дома, — и вот результат! Я раздраженно повернулась на другой бок и решила предоставить его самому себе.

Какое-то время я лежала неподвижно. Потом терпение мое лопнуло.

— Да черт бы тебя побрал! Ты ляжешь наконец или нет? Ты что, не понимаешь, что я так никогда не усну?… Можешь не раздеваться и даже не снимать ботинки!

Не знаю, как я могла так сорваться. У меня не было привычки обижать кого бы то ни было за его комплексы. Комплексов у меня и у самой хватало. Но я не понимала его поведения. Что между нами, собственно, происходило? С моей точки зрения, наши отношения были чисто товарищескими. Или я ошибаюсь? Я не могла знать, что именно это обстоятельство и стало причиной его странного поведения. Не пришло мне в голову и самое простое из всего, что можно было сделать. Казалось бы, чего проще было проявить искренность, например сказать: «Послушай, Халид, ты видишь, мы оба чувствуем себя неловко. Давай я всё-таки отвезу тебя обратно в отель, а завтра мы вместе отправимся в горы, хорошо?»

Халид молча задул свечу и лег, не раздеваясь, прямо в кроссовках, на кровать. Какое-то время мы молча лежали рядом. Я притворялась спящей. Когда он тихо поднялся и на цыпочках пошел по комнате, я решила, что он отправился в ванную. Но через минуту я услышала, как он сердито возится со своим чемоданом.

Я включила свет.

— Халид! Что ты там делаешь?

Он не только не ответил, но даже не повернул голову в мою сторону.

Стоя на коленях перед чемоданом, он с остервенением рылся в нем, безуспешно пытаясь что-то отыскать. Наконец он откопал связку писем — моих писем. Подойдя к кровати, он швырнул их мне с перекошенным от ярости лицом.

— Они мне больше не нужны!

Я застыла от изумления и ужаса.

— Халид!..

У меня даже закололо сердце. Я видела, что это все серьезно. Настолько серьезно, что дальше некуда. Я изо всех сил старалась сдержать подступившие слезы.

— Пожалуйста!.. Не надо!.. — пролепетала я.

Но он был в этот момент безжалостен. Он обрушил на меня бог знает какие проклятия — я ведь не понимала ни слова из того, что он говорил. Он метался по комнате как зверь — от окна к двери и обратно. И что-то в исступлении твердил по-арабски, дико жестикулируя. Наконец он умолк.

Я увидела, что он опять стоит на коленях перед чемоданом и судорожно укладывает в него вывалившиеся вещи. Я, всхлипывая, собрала письма в охапку и отнесла их ему обратно.

— Халид!.. Пожалуйста!.. Возьми их обратно…

Он захлопнул крышку чемодана, встал и повернулся ко мне спиной.

— Халид!.. Как ты можешь так просто перечеркнуть все, что было нам так дорого?… Единственные свидетельства нашей любви! Посмотри на меня! Пожалуйста!..

Он повернулся — в глазах его стояли слезы. Он прижал меня к груди вместе с письмами и долго не отпускал. Он все ещё испытывает ко мне глубокие чувства, думала я растроганно. Я уже не в состоянии была ориентироваться в этом хаосе эмоций и ощущений. Ясно было одно: что мы в силу принадлежности к разным культурам попали в дебри почти неразрешимых противоречий. Причем задолго до того злополучного дня. Это, похоже, произошло ещё в наших письмах.

В ту ночь мы оба уже не решались ничего говорить или делать, чтобы как-нибудь не ранить друг друга или опять не стать жертвой какого-нибудь недоразумения. Мы просто молча лежали, крепко обнявшись.

Утром я тихо улизнула на работу. Его кроссовки валялись на полу рядом с кроватью. Когда я вернулась домой, ни Халида, ни его чемодана не было. Ни прощального письма, ни записки — ничего. Я стояла как истукан, не зная, плакать мне или радоваться. Я чувствовала только какую-то странную пустоту. Когда я налила себе стакан воды, то лишь с трудом смогла поднести его к губам — так дрожала моя рука. В конце концов меня прорвало. Все мое прошлое вдруг вихрем пронеслось у меня перед глазами, как фильм ужасов, и я разразилась рыданиями.