Запретная женщина, или Первая жена шейха - страница 17

Позже я не раз спрашивала себя: а может, Халид ещё до того хотел повидать меня — ещё по пути в США? И если так, то, может быть, наша несостоявшаяся встреча была предопределена?

Может, я неверно истолковала то, что он отправился в Калифорнию один, — как я вообще неверно истолковывала все, что было с ним связано? Или все это — просто нелепая случайность? Невезение? Каприз судьбы? И потому вечный источник горьких сожалений?

Мне понадобились недели, чтобы наконец понять суть произошедшего. Халид, судя по всему, только в Цюрихе до конца осознал то, что мы с ним живем на разных планетах. Поэтому, скорее всего, он навсегда ушел из моей жизни. Так мне казалось. Но я ошиблась.

Следующие два года прошли под знаком крутых перемен. Я снова влюбилась, резко изменила курс своей профессиональной деятельности и рассталась со своей квартирой. Мне казалось, что теперь все пойдет как по маслу.

Прежней осталась только моя тяга к неизвестному, к путешествиям и приключениям. Вскоре эта потребность стала настолько острой, что меня вдруг просто как магнитом потянуло в дальние края. Но я ещё не знала, чем буду заниматься — изучать археологию, организовывать туристические поездки с познавательной целью или бороздить воздушные океаны в качестве стюардессы. И потому я решила для начала закончить Швейцарскую школу менеджмента в сфере туризма, которая открывала передо мной множество разных путей. Идея мне очень понравилась. Следующей задачей было окончательно вытеснить Халида из сознания, из моей жизни. Но это оказалось не так-то просто.

Потому что он вдруг, вопреки всем прогнозам, опять появился на моем горизонте — прислал письмо из Калифорнии. Странно — в глубине души я этому обрадовалась. Может, потому, что прерванная связь с арабским миром вновь была восстановлена? Этот мир с детства оказывал на меня какое-то магическое воздействие. Люди в длинных белоснежных или шитых золотом одеяниях из сказок или фильмов уже тогда покорили мою душу, и она до сих пор томится в этом сладком плену.

Я читала письмо и удивлялась, с какой легкостью он обходит молчанием все случившееся — как будто так и должно быть! Ни слова о том, как он исчез, не оставив даже коротенькой записки. Главными темами его повествования опять были футбол и университет. Он мог бы хоть что-нибудь рассказать мне о своей семье, о Дубае, о его улицах, о том, как там все выглядит. Но ничего подобного в письме не было. И я поклялась себе: в один прекрасный день я поеду в эту страну, в которой никогда не была. Я знала, что это и есть то место на земле, о котором я всегда мечтала.

Между строк письма я чувствовала, что Халиду не хватает его родины, его дома. Мне стало его жаль. Я вдруг, кажется, поняла, почему он цеплялся за нашу переписку, как утопающий за соломинку. Наверное, ему было очень одиноко в США.

Как бы то ни было, опьяняющее чувство нового счастья и новой любви заставило меня позабыть обо всем на свете. Я наконец вновь расцвела, к всеобщему облегчению. Мужчину, вернувшего меня к жизни, звали Марко.

Благодаря заразительному жизнелюбию этого помешанного на спорте человека и бесконечному терпению, которое он проявлял в отношении моих причуд и капризов, я отваживалась на самые невероятные, порой самоубийственные приключения: прыжки с парашютом, водные лыжи или головокружительные полеты по волнам в заливе Псароу — это далеко не полный перечень моих подвигов.

Весной, едва дождавшись, когда растает последний снег, мы взгромождались на его черный, как сажа, «кавасаки» и не спеша — это было непременное условие! — ехали через Сен-Готард или Бреннерпас. Коллеги Марко посмеивались и беззлобно дразнили его, но он не поддавался на их провокации, что было для меня ещё одним поводом для восхищения. Я блаженно прижималась к его мускулистой спине, когда он сосредоточенно и уверенно вел свою тяжелую машину сквозь ветер. Сладостное, опьяняющее чувство!

В конце концов, я решила, что пора сообщить Халиду о моей новой любви. Я не хотела причинять ему боль, но другого выхода у меня не было — иначе бы это была история без конца и края.