Жемчужина короны - страница 3

Когда же английские купцы поняли, что работорговля мешает им грабить сокровища Африки, когда увидели, как разбухают от прибылей кошельки их французских конкурентов, использующих дешевый рабский труд на плодородных землях французских колоний, — все нутро у них перевернулось от подобной несправедливости, они прекратили торговлю рабами и дали им свободу.

Плантаторы Тринидада вознегодовали и заявили, что они разорены. Вчерашние рабы, празднуя свое освобождение, требовали за свой труд плату, которая приводила в бешенство их прежних хозяев. Среди рабов нашлись и такие, что совсем отказывались теперь работать на других и хотели разводить свиней, домашнюю птицу и выращивать сады для себя. В сенате плантаторы торжественно призывали всех в свидетели своего бедственного положения. Они начали скупать земли, а те, что не могли скупить, огородили частоколом законов и высоких цен. Будучи полновластными хозяевами в законодательных органах, они стали ввозить крестьян из Индии. Теперь вместо черных рабов на плантациях Тринидада работали крепостные, ибо ввозимые из Индии крестьяне были связаны с хозяевами договором на пять лет: они не имели права самовольно покидать поместья. Первые два года хозяева платили им по двенадцать центов в день, а в течение всех последующих лет — по двадцать пять центов.

Наживались поистине баснословные состояния, цены падали, бедняки беднели, богатые становились еще богаче. Мало-помалу народ потерял свое право на землю. В 1935 году весь юг Тринидада принадлежал иностранным нефтяным компаниям, а одна английская компания владела всей сахарной промышленностью острова. Плантации какао опустели, разоренные низкими ценами и неурожаями. Голодающие крестьяне с тоской думали о том, как хорошо было бы засеять эти пустующие земли.

К этому времени люди уже знали о могуществе Англии, о ее королях и ее победах, об огромной империи под ее крылом. Но они ничего не помнили о своей родной Каири, канувшей в мрак веков. Покидая школы и вступая в жизнь, они, словно петлю на шее, несли на себе сознание величия Англии. Они понимали, что быть чернокожим значит навеки породниться с печалью и горем. Поэтому ничтожная горсточка тех, кто мог себе это позволить, посылала своих детей в Англию, учила их английскому языку и женила на англичанках. И, выдавая себя за «представителей своего народа», они на чистейшем английском языке благословляли мечты и помыслы нефтяных и сахарных компаний, ибо страстно хотели, чтобы их принимали не за тех, кем они были на самом деле...

Но если бы Колумб захотел увидеть Каири в 1935 году, он нашел бы ее такой же прекрасной, какой она была в тот памятный июльский день четыреста лет назад. И хотя стада рыжих обезьян ушли далеко в леса, крики их слышны по-прежнему; колибри — эти исчезающие духи истребленного народа, — сверкая радужными крылышками, порхают над чашечками цветов; пурпурные ибисы, летящие через залив, все так же напоминают огненные стрелы. Красный шар солнца быстро катится к горизонту, но перед тем как исчезнуть, словно взрывается и в последний раз бросает в небо сноп золотых и лиловых искр; ярко-зеленые холмы тускнеют, и ночь, быстро задергивая полог, прячет их в темноту. А затем, словно драгоценные камни Эльдорадо — страны несбывшихся снов Колумба, на небе, дрожа и мерцая, рождаются звезды, разгораясь все ярче и ярче.

Лесные склады «Доллард и К°» растянулись на целый квартал. К одной из многочисленных подворотен трое негров со вздувшимися жилами на мускулистых руках подкатили тележку с пиленым лесом. Черные лица, изрезанные глубокими морщинами и изможденные тяжким трудом, блестели от пота. Доски на пять футов свисали с обеих концов груженной доверху тележки, которую грузчики вручную толкали от самой гавани. Один из грузчиков, взявшись за оглобли, со злым и отчаянным лицом толкал ее впереди себя, тщетно пытаясь увидеть что-нибудь поверх груды досок. Прислушиваясь к указаниям своих товарищей, подталкивавших тележку с боков, он старался как можно ловчее провести ее через шумную улицу.

Разгрузив тележку, трое рабочих присели отдохнуть на кучу бревен. Пошел дождь. За его пеленой скрылся Порт-оф-Спейн, город с многотысячным населением. Дождь охладил растопившийся асфальт улиц и принес долгожданный отдых людям. Трое сидели молча, слишком усталые, чтобы разговаривать.