Женатые. Часть 3 - страница 28
Как только мы оказываемся снаружи, она делает глубокий вдох, а из ее глаз текут слезы.
— В чем дело?
— Звонила его медсестра. Отца срочно везут в больницу. Он упал и ударился головой.
Черт. С тех пор как несколько недель назад последний курс лечения Фреда не дал результата, его здоровье резко ухудшилось. Настолько, что он стал редко появляться в офисе и нанял медсестру, чтобы та присматривала за ним дома.
— Тебе нужно идти, — говорю я. — Езжай в больницу и будь с ним.
— Уверен? Что насчет… — ее взгляд снова возвращается к вечеринке, где все еще продолжает играть группа, и слышна веселая болтовня гостей.
Я сжимаю ее плечи и наклоняюсь, чтобы поцеловать в губы.
— Я разберусь. Мы все равно уже заканчиваем.
Она кивает и вытирает слезы, которые продолжают литься, несмотря на все ее мужество.
— Хочешь, чтобы я поехал с тобой? — предлагаю я.
— Нет, — Оливия качает головой, — убедись, что ты побеседовал со всеми и проследи за каждой сделкой.
— Конечно, даже не сомневайся, — улыбаюсь я. — Увидимся позже, дома?
— Да.
Мы обмениваемся коротким значимым поцелуем, а затем она уходит.
Глава 9
Оливия
Две недели и, кажется, пятьдесят галлонов кофе спустя, мы с Ноем закрыли все сделки, которые открыли на нашей большой пляжной вечеринке.
Похоже, половина Нью-Йорка все еще гудит о ней. Финансовое будущее нашей компании настолько безопасно, насколько это возможно — и у нас дюжина новых контрактов и в три раза больше многообещающих деловых контактов, чтобы использовать их в ближайшие годы. Дела у «Тейт и Кейн» идут изумительно. Я на вершине мира…
Так было до сегодняшнего утра, когда я проснулась от звонка из больницы. Здоровье отца внезапно ухудшилось.
Две недели назад во время званого вечера, отец, по-видимому, допоздна работал в своем домашнем кабинете, что ему категорически не следовало делать, но, черт побери, я никогда не могла удержать его от работы. По какой-то причине он упал в коридоре, вероятно, по пути в ванную. Папа либо споткнулся, либо просто потерял сознание. Ночная медсестра нашла его лежащим без сознания и позвонила 911.
В ту ночь я делала все, что в моих силах, чтобы не разрыдаться, пока ехала в больницу на предельной скорости. Все ужасное, что могло случиться с моим отцом, промелькнуло перед моими глазами в виде жуткого слайд-шоу. Одному Богу известно, как долго он пролежал на ковре. Папа мог умереть еще тогда.
К черту вечеринку — мне следовало быть рядом. Нужно было почаще его навещать. Черт, я изначально должна была найти способ удержать его упрямую задницу в постели. Если бы я старалась сильнее, более внимательно присматривала за ним, была бы лучшей дочерью…
Пронзительный гудок возвращает мое внимание обратно к дороге. Я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы попасть в больницу и при этом не добавить еще одной семейной трагедии. Эти мысли самобичевания были бесполезны пару недель назад, и размышлять над ними теперь — не лучше. Но они все равно гложут меня.
Кажется, прошло несколько часов, но на самом деле всего минут двадцать, когда я добираюсь до больницы. Затем паркуюсь на стоянке, опустив в счетчик пригоршню четвертаков, и врываюсь внутрь. Потом иду к дежурной сестре, но не для того, чтобы узнать, как пройти в палату отца в онкологическом отделении. Я уже наизусть знала куда идти — третий этаж, дважды повернуть направо, последняя дверь налево, палата триста два. Слишком нетерпеливая, чтобы ждать лифт, я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Открыв дверь, я судорожно втягиваю воздух, когда вижу папу. Потому что несмотря на то, что за последние две недели навещала его уже с полдюжины раз, по-прежнему ужасно видеть его в таком тяжелом состоянии. Добрый Великан моего детства, мудрый и милосердный, который всегда точно знал, что делать, теперь лежит бледный и изможденный на больничной койке, окруженный бесчисленным количеством трубочек, проводов и пищащих машин. Смерть все ближе и ближе подкрадывается к нему, медленно, но неумолимо — ей нет необходимости спешить, потому что знает, что в конце концов она поймает свою жертву — и у меня нет выбора, кроме как смотреть зверю прямо в его налитые кровью глаза.