Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском - страница 20

Ещё одна сценка в книге также появилась за чашкой чая. Тогда возникла необходимость поделить сладкий пирог с яблоками между участниками чаепития. А нож, пропади он совсем, на самом деле куда-то подевался. Тогда хозяин дома (сами понимаете – в шутку) предложил кусать пирог по очереди.

Спросив позволения, Эдик и этот эпизод вставил в книгу.

Но следует отметить, что Успенский и сам неоднократно предлагал автору этих строк – тогда начинающему литератору – сюжетные ходы, различные сценки и просто шутки. Но самолюбивый (как мы это уже отмечали) автор ревниво отвергал все эти предложения, чем немало удивлял будущего классика, считавшего естественным помочь неоперившемуся коллеге.

Вообще Успенский однажды сильно меня удивил, сказав, что он работает только два часа в сутки и пишет за это время две страницы текста. НО! Во-первых, включая выходные и праздники. И во-вторых, если он какой-то день пропускает, значит на следующий должен написать четыре страницы. Пропускает два дня – шесть страниц и т. д. Казалось бы, не слишком напряжённый график, не очень-то загружает себя работой писатель. Но умножим эти две страницы на число дней в году… Семьсот тридцать страниц!!! Это парочка полновесных романов! И с десяток детских книжек! А что же остальное время? Нет, наш perpetuum mobile не привык работать вхолостую.

То он скандалит в музыкальной редакции Центрального ТВ, потому что там не принимают замечательную музыку композитора (по-моему Б. Савельева) только потому, что тот не является членом Союза композиторов, то встречается с «гаванистами» – теми, кто выступает в его еженедельной радиопередаче «В нашу гавань заходили корабли», то с режиссёром обсуждает сценарий очередного мультфильма, то проводит встречу с ребятами-читателями…

Как же жаль, что правы учёные. Вечного двигателя действительно не существует. А как жаль…

В творческую мастерскую Эдуарда Успенского на улице Усачёва меня привёл Юра Коваль. Они тогда стали товарищами по несчастью: обоим запретили выход книг. Сегодняшнему поколению не понять, как это можно запретить детскую книжку. У Юры это был «Недопёсок», а что запретили у Эдика, не помню. Он создал штаб по борьбе с чиновниками. По-моему, тогда это было главным в его деятельности.

Секретарь Успенского Анатолий спускался в магазин, приносил кусок свинины (с продуктами в те годы было туговато, но у Эдика даже в магазине имелись «связи»). Мясо отваривали, это была основная закуска, и за столом решалось, к какому чиновнику пойти, куда какое письмо написать. Главным борцом был Успенский. Коваль ничего этого не понимал, но зато за него могли заступиться многие в Союзе писателей, его все любили.

Юра рассказывал, как Эдик заходил к чиновникам. Он с порога объявлял, что дважды выдвигался на премию Ленинского комсомола, и звучало это так, что к ним пришёл дважды Герой Советского Союза. Перед его напором, энергией никто не мог устоять.

Правда, единение Успенского и Коваля продлилось недолго: вмешалось то, что называется «шерше ля фам». Не буду вдаваться в подробности, но Эдик посчитал, что Коваль – предатель. Он и так-то всегда завидовал Юре: рост, глаза, гитара, песни… И хотя речь шла о случайной, фактически мимолётной, знакомой, успокоить его было невозможно: он обещал всех уничтожить. Юра включил «тяжёлую артиллерию»: на переговоры поехали скульпторы Силис и Лемпорт, люди, уважаемые в мире искусства, но и им не удалось спасти «Союз двух писателей».

Спустя несколько лет Коваль и Успенский встретились и весь вечер ездили на Эдикиной машине по Москве, разговаривая о детской литературе. Мир был восстановлен.

Эдик увидел мои фотографии и предложил работать вместе. У него бывали финны, канадцы, он на них «проверил» мои работы. Особый успех имело фото Юры с лосем.

Успенский был невысок ростом, и – представьте себе огромный стадион и в центре Эдик с большой куклой Чебурашки. Моей задачей было сделать так, что Успенский – главный герой. Он не сомневался, что я это сделаю, но предупредил, что если мы будем работать, то придётся забыть, что такое день, что такое ночь. Эдик уже тогда серьёзно задумывался о своей рекламе.