Жить в присутствии Бога - страница 34
Итак, больному телесно ты делаешь много уступок. Если его раны смердят, ты принуждаешь себя терпеть. Если в его келье неприятный запах, ты входишь и улыбаешься, чтобы он ничего не понял. Так почему же, когда от твоего брата дурно пахнет из-за греха и падения, ты не проявляешь к нему такой же любви, чтобы его спасти, но судишь и осуждаешь его как грешника? Знай: как тебя может поразить надвигающаяся гроза, так поразит тебя смерть. Ты впадешь в руки врагов. На тебя набросятся враги, схватят, втопчут в грязь, и ты впадешь в гораздо худший грех, чем тот, за который сам укорял человека [1, 342–343].
Если я согрешил, то еще есть надежда, что я покаюсь и спасусь. Но если я позволяю себе судить грех ближнего, то во мне не видно никакого расположения к покаянию. Что тогда меня ждет? Мучения. Но не муки покаянных трудов, а муки одиночества и удаления от Бога [3, 56].
Ты видишь, как другой грешит? Оставь его на милость Божию. Он — член тела Христова, хотя бы и согрешил. Смотри на свою собственную беду. Ты мнишь о себе, что ты свят, а на самом деле ты грешник. Берегись, чтобы не быть плененным тем, чем ты согрешил. Если ты укоришь брата или не будешь внимателен, то снова впадешь в свои прежние грехи и будет последнее… хуже первого (2 Пет. 2, 20) [1, 343–344].
Когда человек судит кого-либо, благодать Божия уходит от него. Суд без милости творящему суд (см. Иак. 2, 13). Поэтому не будем судить брата, не будем вмешиваться в его жизнь, не будем обвинять его ни в чем, потому что для нас он святой. «Но он вчера согрешил, ходил с какой-то женщиной!» Нет, нас не интересует, что он сделал, для нас он остается святым. Откуда мы знаем, может быть, сегодня он уже покаялся, оплакал свой грех? Откуда мы знаем, может быть, он был пьян и не понимал, что делает? Не судить, не вмешиваться в жизнь ближнего — это ограждение для осознанно ведущих брань. Благоразумие совершенно необходимо. Если у тебя его нет, то ты ничего не сделаешь и не сможешь обрести Бога.
Но когда ты порицаешь ближнего, когда судишь его, когда вмешиваешься в его жизнь со своим пониманием, настроением, требованием, словом, советом, тогда ты неосознанно разрушаешь эту ограду и становишься беззащитным перед лукавыми стрелами демона [1, 394–395].
«Милостыня, подаваемая с разумом, рождает способность не замечать и ведет к любви, а немилосердие означает, что в человеке нет добродетели», — говорит авва Исаия.
Милостыня — это сострадание ближнему, готовность до конца принять даже самого ничтожного человека. Это наша любовь, милосердие, кротость, которая должна быть известна всем людям (см. Флп. 4, 5), способность смотреть на людей как на богов, преклонение, смирение перед любым человеком.
Когда человек не смотрит на брата с состраданием, пониманием, сочувствием, то этим он показывает, что не имеет ни одной добродетели.
Окружающие нас люди никогда не перестают быть образом Божиим, членами тела Христова, драгоценными чадами Церкви, созданиями, живущими во Христе, призванными в Царство Небесное — даже тогда, когда они погружены в бездну греха. Если мы на поле, засеянном пшеницей, не выпалываем плевелы, то будем ли удалять грешников из Христова виноградника? Кто тогда там останется? Ведь для грешников и пришел Христос.
Значит, милостыня — это добродетель, которая помогает мне не замечать, не видеть страстей человека, его грехов, немощей, и в таком случае я люблю его, признаю его святость, то есть признаю, что он принадлежит к телу, имеющему Святую Главу, но при этом я ничего от этого человека не ожидаю. Пусть делает что хочет, пусть говорит что хочет. Если в ответ на мое приветствие он меня оскорбит, прогонит, обидит, проклянет, то я не стану его судить, не придам значения его поведению.
Главный смысл слов «способность не замечать» состоит в том, чтобы не смотреть на внешнее, но проникать вглубь. Кажется, будто Церковь полна пятен, исполнена греха. Люди постоянно пишут и говорят о грехах Церкви. Но Церковь, тем не менее, одна, и она свята. То же самое можно отнести и к каждой душе, каждому человеку вокруг нас. Когда мы останавливаемся на людских немощах, на трудностях, которые они для нас создают, то приходим к выводу, что нет ни одного человека, который был бы годен для рая, принадлежал бы Христу, и впадаем в уныние. Так мы находим основу для собственного беззакония, укрепляем свой грех, чтобы жить как грешные, неверующие люди, потому что якобы убедились, что все люди таковы: «Все такие, — говорим мы, — зачем я буду выделяться?»