Злые пьесы - страница 27
Томас: Это как?
Йозеф: Да ему с бабами никогда особенно не везло.
Входит Агнес с вазочкой печенья.
Агнес: Томас, твое любимое печенье.
Томас: Мне надо идти, бабуль.
Агнес: Но ты же ничего не поел!
Йозеф: Погоди-ка, Томас. А ты ничего такого не заметил у него? Ну, лекарств или еще чего-нибудь у него в комнате?
Томас: Да нет. Волосы у него седые, он весь седой, если тебе это что-то дает. Но ему это даже идет, к загорелому лицу, у него настоящий такой загар, от солнца…
Йозеф: Но он толстый… всегда толстый был.
Томас: Да нет, я бы не сказал.
Агнес: Хоть печеньица возьми…
Йозеф: Вы ведь все время сидели, верно?
Томас: Да, по большей части.
Агнес: Или еще кусочек орехового штруделя!
Томас: А потом он со мной в сад пошел, проводил меня до калитки.
Йозеф: И как он ходит?
Агнес отодвигает от Томаса вазочку с печеным и ловко подсовывает ему тарелку со штруделем.
Йозеф: Да оставь ты парня в покое со своей дурацкой жратвой! Так как он двигался?
Томас: Да как? По-моему, вполне нормально, по крайней мере, для такого возраста.
Йозеф: А что ты считаешь нормальным для такого возраста?
Томас: Ну, примерно как я после того, как часа два на мопеде погоняю.
Йозеф: Ага! Простата!
Агнес: Томас, ну съешь же еще кусочек, не ломайся.
Томас: Спасибо, бабуль, но мне правда пора…
Йозеф: А может, это у него что-нибудь с желудком.
Томас: Вот уж с желудком у него точно все в порядке. Угощали меня будь здоров: сало с красным перцем, ветчина и замечательный деревенский хлеб. А ко всему этому еще отличное винцо. Мне он, правда, вино минералкой разбавил, потому как я на мопеде был.
Агнес: В гостях-то ты вон все ешь.
Томас: Так если я тогда голодный был, бабуль. (Двигаясь к двери.) И еще раз большое спасибо, что на мопед мне подбросили…
Йозеф: Значит, говоришь, он на следующей неделе приедет?
Томас: Может быть.
Агнес: Погоди, Томас, я заверну тебе кусочек орехового штруделя…
Занавес
Та же комната. Йозеф сидит на диване, Тишендорфер в кресле. Они только что обменялись первыми словами приветствия и теперь с любопытством друг друга разглядывают.
Тишендорфер: Да, целую вечность мы с тобой не виделись.
Йозеф: Последний раз на похоронах Лакомба.
Тишендорфер: Ах да… верно.
Йозеф: Вы ведь с ним за одной партой сидели.
Тишендорфер: В седьмом и в восьмом классе. Он, кстати, по сути единственный, с кем я и после школы поддерживал тесные отношения.
Йозеф: Вот как? А я слышал, вы с ним рассорились.
Тишендорфер: Кто тебе такую чушь сказал?
Йозеф: Не помню уже. Вроде как он у тебя прямо из-под носа важное назначение увел, если мне, конечно, память не изменяет.
Тишендорфер: Ишь ты чего знаешь.
Йозеф: Да я просто так — интересовался, что из кого вышло, кто кем стал… Это был твой последний шанс снова заполучить должность генерального директора.
Тишендорфер: Но у него связи в секретариате партии оказались посильнее моих.
Йозеф: Вот видишь… Ты до сих пор злишься.
Тишендорфер: Не сердись, Йозеф, но ты несешь вздор.
Входит Агнес с подносом, на нем кофейник, молоко, сахар, чашки и все прочее.
Агнес: Это он у нас умеет… Нет, правда, как это мило, что вы нас навестили. (Накрывает на стол.)
Тишендорфер: К стыду своему должен сознаться, что меня никогда бы не осенила эта идея, если бы не ваш внук.
Йозеф: Но это не я его надоумил! Это все она.
Агнес: Что — я?
Йозеф: Ну конечно, это же ты начала ныть, что я совсем не вспоминаю своих старых друзей…
Тишендорфер: Так это вы, мадам? Как это, однако, трогательно…
Агнес: Вы постоянно живете за городом, в Волькерсдорфе?
Тишендорфер: Да, всегда там.
Йозеф: Не тоскливо в тех местах?
Тишендорфер: Я нахожу их благодатными… Не потрясающими, но весьма благодатными. Для нашего возраста самые подходящие места.
Йозеф: Не умыкни тогда Лакомб у тебя тот выгодный пост, была бы у тебя сейчас своя вилла в Бадене и дачка на Майорке.
Тишендорфер: Ага. И надгробная плита на Хитцингском кладбище. Знаешь, почему я никогда ему не завидовал? Потому что совсем не так уж хороша была эта работа. Поднять из руин фирму и при этом еще прославиться — да такое кого хочешь доконает. Его и доконало.
Агнес: Вот видишь, и я все время говорила…