Зона поражения - страница 9

Теперь она смотрела на свои черные резиновые сапожки. Все-таки испачкалась в канализации. В каком-то отупении Татьяна следила за жирной желтой каплей, медленно переходящей с каблучка на ковер.

— Интересно! Выходит, вы, Татьяна Борисовна, обманули меня?

— Я очень хотела пробраться в Припять. Наверное, у меня душевное расстройство, — с трудом подбирая слова, говорила женщина. — Поэтому обманула. Я правда не знаю, где контейнер. Иван никогда не делился со мной подобными вещами. Обманула! Пожалуйста, отвезите меня домой.

Сигарета догорела в ее пальцах. Татьяна поискала пепельницу и не нашла. На столе только коньяк, ананасы и рюмки.

— Дайте сюда!

Когда он поднялся из кресла, белый комбинезон, казалось, занял половину комнаты. Выхватил раздраженно из руки Татьяны дымящийся бумажный цилиндрик, бросил на ковер, под ноги и растер подошвой.

— Вы, Татьяна Борисовна, надеюсь, понимаете, что выбраться из города сможете только в комплекте с контейнером? — спросил он.

— Убьете меня?

— Пока нет. Вы срываете нам сроки, зато у вас будет время подумать. Я надеюсь, память вернется. Если нет, я вам обещаю, вы еще будете умолять о том, чтобы вас просто убили.

Ворс на ковре тлел, и маленькое облачко дыма быстро окутало квадратные ботинки и ножки кресла. С раздражением он затоптал ковер. Ничего больше не говоря, допил коньяк, одну за другой наполнив и проглотив четыре рюмки, после чего сразу вышел из комнаты. Татьяна услышала, как он сбежал вниз, прыгая через ступеньку. Удивительно, у этого человека оказалась легкая мальчишеская походка.

Ни звука в городе, только еле различимый шорох — будто маленький дождь или снег идет.

— Ну и что теперь будет? — спросила Татьяна.

Но вопрос провалился в пустоту. В комнате никого. Она одна. Стол из карельской березы, закопченная керосиновая лампа. Стол был неестественно желтым, шевелились яркие блики. У женщины слипались глаза от усталости. Страх прошел. Татьяна была почти безразлична к своей судьбе. Она бы теперь выпила коньяка, но коньяка не осталось в бутылке. Только банка с ананасами на столе.

Если бы не холод, она, наверное, заснула бы. Так устала после пережитого, что в какую-то минуту даже умереть, наверное, была готова, только бы не вставать на ноги. Но холод отрезвил. Конечно, здесь не топили уже несколько лет. Правда, все щели тщательно закупорены, и в первые несколько минут вполне терпимо, но потом промозглый стоячий воздух начинает проедать тело будто изнутри. Нервная дрожь сменилась ледяным покалыванием.

«А ведь полы здесь вымыли совсем недавно, — отметила она. — И пыль везде вытерта! Здесь живут! Определенно живут. Сколько их здесь, этих людей? Это же невозможно! Город перекрыт. Тройное кольцо колючки. Посты. Постоянные проверки. Все здания опломбированы. А они в самом центре обставляют вот такую «малину» с дорогими коврами и финской мебелью. Кто эти люди? Я ничего о них не знаю. Я знаю лишь то, что они хотят вывезти из зоны контейнер с радиоактивным сырьем. Господи, ну зачем же Иван рассказал мне об этом контейнере. Не знала б ничего, была бы цела. Нужно как-то теперь выбираться! Нужно выбираться».

Татьяна поднялась из кресла, размяла ноги. Не особенно размышляя над тем, что делает, прошла в другую комнату, открыла шкаф. В груде чужих вещей нашла толстую оранжевую кофту. Кофта оказалась твердой, но женщина надела ее. Белые костяные пуговицы никак не хотели пролезать в петли. С лампой в руке Татьяна остановилась перед зеркалом. Всмотрелась в собственное отражение. В кофте оказалось еще холоднее.

Керосиновая лампа горела вспышками неровно, но ярко. Желтый масляный круг отсвечивал и мешал как следует рассмотреть себя. Женщина поморщилась и немного отвела руку с лампой. Оказывается, глаза начисто потеряли голубизну, губы растрескались, посерели и как-то неприятно увеличились, волосы свисают неряшливыми паклями.

— Ну вот! — сказала она, обращаясь к своему отражению и затевая, как это часто теперь случалось, безумный диалог со. своим покойным мужем. — Видишь, Иван, какая я стала некрасивая. Ты бы, наверное, со мной развелся, с такой, если бы был жив. Видишь, до дому добралась, а квартирку нашу как следует так и не прибрала. Только посуду помыла. Чуть не попалась! Ты прости меня, Иван. Но мне помешали… — Она смотрела в собственные глаза и видела глаза мужа. — Не успела я! Что делать-то теперь?