Зови меня Смерть - страница 16

стр.

Длинного. Извилистого. Все двери заперты, окна — второй этаж. Единственный балкончик в самом устье проулка оплетен виноградом. Мгновенье Стриж потратил на ложный след: подобрал испачканный кровью камешек и кинул в проулок. Облизал руку, останавливая кровь, и забрался на балкончик. Снова зажал рану ртом, чтоб быстрее затягивалась, и прислушался.

Скандал набирал силу. Жалобно кричала кобыла, извозчик причитал и клялся убить хиссово отродье. Отродье ловили всей улицей, орали, ругались, требовали целителя для дамы и полицию. А все это столпотворение заглушало биение крови в ушах: в такт неслышным шагам охотника.

Стриж нащупал рядом бутыль, пахнущую стоялой водой, выхлебал все, что было — едва четверть — и, удобнее перехватив горлышко, приник к полу. На миг его догнал страх, вспомнились мелькнувшие в стекле волчьи глаза, запах смерти — если б Стриж промедлил, валялся бы сейчас с располосованным горлом. Какого шиса, это ж должна была быть безопасная игра! Какой клоп и кого укусил? И что делать?..

Подумать толком он не успел. В проулок заглянул парень лет шестнадцати, ровесник Стрижа. Одет в небеленую рубаху и короткие штаны, бос, как и всякий подмастерье по жаре. Сутулится, неуверенно крутится на месте, словно детский волчок: за эту привычку и получил прозвище. Волчок, воплощенная безобидность. Только в кармане степная оса с ядовитой иглой, а в горсти зеленые сливы, твердые, как камень. Такими не только стекла можно бить.

Волчок всмотрелся в извилистый проулок, принюхался… В его глазах мелькнула твердая решимость убивать, а не играть по правилам. Шис его!..

Стриж сжал горлышко бутыли: сейчас Волчок поднимет взгляд, увидит тень на балконе, бросит свои сливы — двойным веером, как звездочки. И тогда бутыль — Волчку в голову, прыгнуть сверху, и плевать на правила, выжить бы…

Где-то в глубине проулка стукнула рама. Волчок замер. Плеснула вода, затем послышались шаги — Волчок сорвался с места, помчался на звук.

Стриж выдохнул. Слава Хиссу, ему не придется никого убивать! По крайней мере, прямо сейчас.

Выждав, пока Волчок скроется за углом, Стриж замотал руку оторванной от подола рубахи полосой и неслышно спустился на узкую клумбу под стеной. Едва он коснулся земли, острое чувство опасности подбросило его и отшвырнуло прочь. В прыжке Стриж развернулся, приземлился на обе ноги, рука сама собой метнулась к поясу — и наткнулась на пустоту. Ножей, любимых ножей с пробковой рукоятью и залитой в лезвие ртутью не было. Проклятье.

Словно соткавшийся из воздуха чернявый парень, на пару лет старше и на полголовы выше Стрижа, покачал головой. Узкие губы на породистом горбоносом лице скривились в усмешке.

— Беги, Стриж, беги, — сказал горбоносый громко и внятно, отступил и махнул рукой в сторону улицы.

Этот подмастерье — свои прозвали его Угрем за скользкий характер — был одет в латаные штаны с рубахой и перепачканный мукой фартук. Смуглое лицо тоже пятнала мука, отвлекая внимание от тонких черт и хищного взгляда.

Второй «подмастерье пекаря» возник рядом так же неслышно и незаметно. На Угря он походил лишь одеждой и мастью: высокий, крепкий, чернявый, с чуть раскосыми глазами кочевников, весь плавный и текучий. Орис бие Морелле по прозванию Шорох. Родной сын Мастера Ткача. Брат.

Шорох скользнул взглядом по забинтованной руке Стрижа, по пятнам крови на рубахе. Закаменел лицом и прошипел:

— Не лезь не в свое дело, Угорь!

Стриж напрягся: брат бросил Угрю вызов. В тину игру, в тину приказ Мастера обойтись без жертв, если брат дерется — Стриж на его стороне. Всегда.

Но Угорь лишь повел плечом и фыркнул. Его дело было сделано: Волчок за углом услышал и побежал обратно. За дичью.

Не тратя проклятий попусту, Стриж припустил прочь. Мерзлые иглы страха кололи лопатки, в ушах отдавалось «Беги, Стриж, беги!». И Стриж бежал: мимо украшенных мозаиками белых стен, мимо витрин и резных дверей — к прикрытому вазоном с оливой узкому лазу в подвал Винодельческой Палаты.

Вытащив из кадки с оливой отмычку, он втиснулся в лаз, вернул кадку на место и, спрыгнув на пол, помчался вдоль ряда дубовых бочек. Босые ноги касались камней неслышно, отмычка сама легко скользнула в замочную скважину — и тяжелая дверь распахнулась ровно в тот момент, когда Волчок спрыгнул в подвал.