Дети Розы - страница 11

— Являлся как принц.

— Как ты, — спокойно заметила Клара. — Как ты, каким ты был когда-то.

— Монастыри Арля. Портики, фронтоны, мандалы. Прогулка километров в пятнадцать от берега до Les deux Saintes Maries[14]. А кроме того, здесь очень холодно, Тобайас. Я ответил на твой вопрос?

— Отнюдь.

Они ехали вверх по холму, удаляясь от моря. Какое-то время внизу между камней мелькал голубоватый ручей, потом он окончательно исчез за ветрозащитной стеной кипарисов. Воздух был свежим, но солнце отливало серебристой бледностью, и в его свете зимняя зелень листвы темнела. Между белыми глыбами стояли редкие голые деревья, преимущественно дубы, с отметинами мороза, а у их подножий лежали кучи бурых листьев. Тобайас неотрывно смотрел прямо перед собой. От него исходил аромат лавандового мыла такой силы, будто он только что вылез из ванны. Восковая гладкость кожи отвергала даже мысль о том, что из-под нее наружу может вырваться какая-то сизая растительность. Тонкий рисунок рта, если наблюдать его сбоку, складывался в незыблемый кошачий треугольник, выражающий старательно скрываемое изумление. Тобайас снял перчатки и аккуратно положил их на полочку перед собой, а руки, соединив кончики пальцев, опустил на колени. Мендес скосил на него глаза, но этот взгляд остался без ответа.

— Устал? — спросил Алекс.

— Я поспал в самолете.

«Что его так раздражает? — думал Мендес. — От чего ему пришлось отказаться? И чем бы он предпочел заняться вместо этой поездки?»

— Ты захватил клюшки для гольфа?

— Нет. Я не рассчитываю провести здесь больше нескольких дней.

— Уж не нарушил ли я твои планы, притащив сюда на уик-энд?

— Будь у меня неотложные дела, я бы тебе сказал. Не люблю откладывать дела.

— Отлично. Так что тебя гложет? Мои намерения?

— Нет. Они мне абсолютно ясны, — ответил Тобайас. — Шато закончено, верно? Но ты еще не готов туда въехать.

— Откуда ты взял, что шато готово? Там жуткий холод, — сказал Мендес, — особенно на лестницах. Каменные плиты, знаешь.

— Но ты ведь заплатил строителям. И архитектору заплатил.

— Еще несколько обогревателей решат дело… — раздраженно пробормотал Мендес. — Сегодня мы ужинаем с человеком, который превосходно играет на флейте. Ты ведь ни на чем не играешь, верно? А можешь сыграть на фортепьяно партию левой руки?

— Вряд ли.

— Попробуй.

— А твой зимний дворец навестим завтра?

«Он что-то затевает, — подумал Мендес. — Но у него ничего не получится, ни при каких обстоятельствах. Ведь он всегда считал, будто у меня такая же душа, как у него. Чистая и белая. Без углов». С минуту он сердито размышлял о слабости благоразумия. Оно было в силе, пока мир не сошел с ума. А потом все его механизмы вышли из строя, и никакие способы вернуть мир в норму уже не действовали. Ведь осмотрительный человек может сохранять достоинство, лишь если мир, в котором он живет, благоразумен. Страх? Ну, это для бюргеров, причем везде. Они осторожничают до конца, сначала меняют мебель, потом — свою жизнь. Разве он этого не видел? Пока другие сражались. Его братья. В березовых рощах. Сражались и были убиты с первыми весенними дождями.

— Завтра с удовольствием покажу тебе мое новое жилище, — сказал он. — Но разве ты не рад? Ты же видел, что я на короткой ноге с соседями.

На Мендесе была шуба до колен, огромную голову покрывала меховая шапка.

— Признаю, выглядишь ты неплохо, — коротко ответил Тобайас.

— Правда? Я расскажу тебе, как познакомился с этим мсье Бенуа. Дело было на набережной в Ла-Сьота. Сначала он объяснял мне, каким должен быть настоящий bouillabaisse[15]. Морской угорь, каменный окунь, барабулька и длинноперый губан — последний особенно важен. Ну и cigales de mer[16], крабы, омары, лангусты…

— Ради Бога, Алекс!

— Сладкий перец, лук-шалот, укроп, лавровый лист. Ну и масло. Доброе прованское масло. Тобайас, это потрясающе. А покончив с едой, мы играли «Чакону» Баха.

— Разумеется. А люди вокруг кидали вам монеты?

— Нет. К тому времени мы уже были у него дома. Мсье Бенуа — владелец этого ресторана. Естественно, он предпочитает жить подальше от берега.

Мендес внезапно свернул на боковую дорогу и улыбнулся, заметив, как его друг ссутулился на сиденье, почему-то не желая разместить длинные ноги поудобнее.