Христианство и психологические проблемы человека - страница 14

суть только рамка, внешняя оболочка для единого содержания, которое всегда должно вновь и вновь оживляться, одухотворяться, согреваться живой верой и молитвой как того, кто активно участвует в вербальной или невербальной передаче этого содержания пастве, так и самой той паствы, которая сердцем и умом принимает смысл и содержание исповедуемого «Верую» или, например, «Отче наш», а также икон или той Святыни, Которая присутствует в потире во время причастия[53].

Не только психологической, но и жизненной истиной является тот факт, что самые глубинные христианские символы, да и, вероятно, самый древний архетип в человеческом существе, homo religiosus, могут поблекнуть, иссохнуть или даже потерять свой смысл при невнимательной реализации, отсутствии обновления в течение веков или длительного времени, или при нехватке новых соков. Христианство не является красивым сосудом, но, прежде всего, его содержанием, неизменно живой водой или лучше сказать неизменно живым огнем в сосуде.

Человек никогда не был и не является существом абсолютно свободным, предоставленным самому себе и личному экспериментированию. Поэтому точно сказал один из психологов, что догматы и ритуалы суть методы духовной гигиены, имеющей чрезвычайно важное значение зашиты от слишком личного и связанного с одиночеством опыта, который способен привести к неврозу и психозу.

Вывод о том, что человеческой воле предоставлено творить или не творить «бога», ошибочен и психологически неверен. Бог не сотворяется, но ищется. Если мы говорим: «Бог мертв»[54], то входим, как считал с полным правом Юнг, в весьма опасный interregnum. Ведь в этом случае психика вновь захочет искать Бога, но уже с помощью разнообразных «измов», и, в конце концов, инфляция бессознательного сделает возможным то, что людская спесь в своей смешной нищете изберет в качестве хозяина универсума человеческое я. Трагедия Ницше предвосхитила целую эпоху[55].

Сегодня при выборе для себя наилучшего Бога мы заблуждаемся, сворачиваем в сторону побочной колеи нехристианских религий и попадаем в тупики разносортного оккультизма. К сожалению, сейчас (как, правда, и раньше) имеется достаточное число фиктивных обращений в православную веру, связанных как с истерическими привычками и представлениями, вплоть до чувственных обманов типа иллюзии и галлюцинации, так и обращений единственно из-за потребности подчиняться авторитету. Требовалось бы и самом деле уметь отличать патологическое от ненормального и нормального в религиозной жизни человека, что нелегко даже специалисту-психиатру. Патологическое ненормально, но не наоборот, потому что ненормальность не должна означать болезнь. Даже религиозность у невротичных и манифестно душевнобольных людей[56] есть попытка осмыслить собственный невроз или психоз. Существует немало душевнобольных, которых собственная вера, сколь бы она не была затуманена болезнью, спасла от самоубийства.

Откуда вообще присутствие душевно поврежденного или измененного в религиозной жизни человека? Как мне кажется, это случается потому, что область религиозной жизни является безгранично нежной и чувствительной областью, и поэтому нет ничего необычного в том, что она принимает странные формы. Она связана с иррациональным, бессознательным, что означает и нуминозным[57] иррациональным, но и психопатологическим иррациональным. Ведь и сам нуминозный опыт открывает как ощущение ужаса перед Святым, mysterium tremendum, так и сильный страх перед mysterium fascinans. Оба эти сильные ощущения могут произвести в душе эмоционально неуравновешенных людей, помимо аутентичного переживания Святого, еще и что-нибудь болезненное. Чтобы достичь своего источника в нас, сверкающий солнечный луч часто пробивается сквозь густую и удушающую тьму облаков, пробивается с пугающими человека треском и громом. В начале пути, да и спустя какое-то время, телесные и душевные болезни представляют для верующего христианина грозовые облака на его небе, и избежать их очень тяжело. Если признать точной мысль Элиаде (а я готов это сделать) о том, что истинное и глубокое вступление в духовную жизнь подразумевает смерть в профанной судьбе