История Темного Властелина - страница 20

Дурак потому что, – терпеть не могу этого наглого щенка Саламата. – Время сейчас не то чтоб всех подряд в полоны да на каторги гнать. А работать, кто будет?

Не скажи. Ваш род не переведется так просто. Одни на штольнях сгинут, а другие родятся.

Когда-нибудь эти рабы ему шею сломают.

Зря ты так думаешь, – с великолепным презрением зевнул дракон. – Вроде и мужик не глупый, и идею имеешь и подход правильный. Только губит тебя недооценка человека. Рабы они и в Эрце рабы. Подумай, Грай, даже мудрейшие из Эрца от рабства не отказываются. И в Царстве долговое рабство процветает и даже в этом вашем... грроуууум... Балбараше. Рабство это состояние души подтвержденное телесным порядком.

Да я не против рабства, – попытался я оправдаться. – Говорю только, что согласно статистике каждый пятый Темный Властелин погибал именно в ходе подстроенного восстания. Не стоит палку-то перегибать.

Сколько их было Темных Властелинов? – возмутился дракон. Он с презрением фыркнул – Статистика! По-моему ты людей не статистикой стравливаешь. Одни слабее – другие сильнее, вот и вся, правда! А ежели погибнешь ты, то уж точно не из-за рабов, а по вине своей этой... грроуууум... статистики.

Свое пренебрежение к науке он подчеркивал раскатистым «грроууум», заменявшим дракону большую часть ругательств.

Да что ты понимаешь, череп пустой! – рассвирепел я. Терпеть не могу поучений. – Статистика и политика вот будущее Темных Властелинов!

Грроуууммм... у вас будущее, – посочувствовал дракон. – Нет бы как в старые добрые времена. Орду побольше, тьмы понагнать, на коней, ворона на плечо, да с магическим оружием весь мир на копье взять...

И получить от объединившихся государств и магических общин со всей возможной силой, так что земля содрогнется, – едко продолжил уже я. – Не учи меня мир покорять! И вообще как ты с Властелином разговариваешь.

Малиновые сполохи в золотистом пламени зрачка дали мне понять, что призрак думает о моем «властелинстве». Но он был особой рафинированной, поэтому ограничился лишь своим извечным «грроуууум» и добавил:

Вот погоди, Саламат научится людей переделывать, запоешь тогда...

Голубой мечтой самозваного претендента на мой титул было создание новой расы людей. Выносливых, сильных нечеловечески быстрых... обычный набор, в общем.

Когда-то меня эти его исследования всерьез обеспокоили, но Келькут осмотревший с огромным трудом выкраденные формулы тогда только ехидно рассмеялся.

Пусть своих алхимиков на соснах развешает. Тоже мне творцы! Они идут по пути совершенствования големов, мой Дракон. Провальное и глупое дело».

Посмотрим, – упрямо пообещал я дракону. – Ты лучше продолжай рассказывать и не переходи на личности.

Водяные в Рытовских низинах упорствуют. Не хотят присоединяться. И прикрытие у них сильное. Там вроде друиды шастать начали.

Чего так? – удивился я. – Как же славные жрецы Ярхи[13] этих оборванцев под боком терпят?

О том у волхвов спросить не мешает, – отрубил дракон и я понял, что он сам знает не больше моего. Как ни крути и хранители природы и заклинатели стихий свои секреты хранить умели.

Ладно, не хотят и Тьма с ними. Еще?

Вчера в шести верстах от Синетрии, на Лихом Броде видели дикия.

Я разумно удержался от удивленных возгласов. Дикий в середине лета? Под самое Равноденствие.

Махина брела со стороны пересохшей Лейтны[14] и, несмотря на жару, выглядела вполне бодро, хотя, по словам видока, вонь от неё шла отвратная.

Еще бы от трупа-то, – не удержался я. – Ну и за какой Тьмой он шлялся? Узнали?

Допросить прикажешь? – ухмыльнулся призрак дракона. При его мимике и внешности зрелище было удручающее. – Не удастся хотя бы потому, что стальная бестолочь попала на зуб Степняку. Он в аккурат владения обходил и не оценил самоотверженного порыва железяки. По всему Броду разметал, по слухам.

Степняк никак не уймется? – нахмурился я. Мысль о неподконтрольной нечисти запросто разгуливающей по моим владениям здорово злила.

Ну, это ведь не леший чтоб его к порядку призывать, – словно бы извиняясь, прорычал дракон. – Знаешь ведь какого он мнения о твоих предложениях. Властелины приходят и уходят, а Степь вечна.