Полководец улицы. Повесть о Ене Ландлере - страница 22
Насколько это было не похоже на слова Баттяни. Ведь через три дня после начала стачки граф тоже появился в штабе. «Прекратите забастовку! — кричал он. — Из казны профсоюза вы не получите ни гроша! Porco di Bacco[9]! Я отдал распоряжение»…
Потирая высокий лоб, с едва скрываемым нетерпением Бокани огляделся в тесной кухоньке.
— Где Енё? Его уже нет дома?
— Спит еще. — Илона приложила палец к губам. — Я не хочу его будить. Всю ночь работал, готовился. Ему предстоит очень трудный день.
— Да, заседание суда. — Лицо Бокани покривилось. — На этот раз он будет на скамье подсудимых, а не на трибуне защитников, это, конечно, нелегкое дело. — Он приглушенно откашлялся. — Что же, я не боюсь за него.
— А я боюсь, — прошептала Илона.
— За такого юриста и оратора? — Бокани повысил голос. — И на чьей стороне правда? Я уж не говорю об его авторитете. Против него пытались однажды возбудить судебное дело за нарушение закона о печати, но не решились вступить с ним в борьбу.
— На этот раз решились. Они крепко сидят в седле. И если уж решились… Ах, я и думать боюсь, что с ним будет… — Илона заплакала.
— Если его хоть пальцем тронут, мы выйдем на улицы, продемонстрируем всю мощь рабочего класса, — сказал Бокани, чтобы ее утешить.
Но Илона в его словах уловила только опасность. Они же сломают себе головы, если таким образом станут ему помогать! Они тоже считают, что он попал в беду. Боже мой! И не могло быть иначе. Енё сделал все, чтобы взбесить власти. Он организовывал стачки, руководил ими, на политических процессах смело защищал обвиняемых, в бесчисленных статьях нападал на правительство. И дошел до того, что в декабре прошлого года в газете «Непсава» призвал железнодорожников не подчиниться последнему приказу министра торговли. Он утверждал, что нечего считаться с незаконным приказом. Тут уж власти не стерпели. И сегодня самому Енё нужно отвечать перед судом за свои высказывания в печати. Разве может она поверить, что он все-таки выйдет сухим из воды? Ни в коем случае!
Бокани не был расположен сидеть в кухне и ждать. Он хотел поговорить задушевно с другом, но боялся, что не сумеет скрыть своего волнения, беспокойства и еще сильней напугает Илону. Зная, что Ландлер утром зайдет в редакцию газеты «Мадяр вашуташ», он вскоре попрощался и ушел…
…Дверь «Зеленого охотника» закрылась за Тивадаром Баттяни. Граф побушевал, потом хлопнул дверью.
«Все равно вы не выстоите! — спорил он с Ландлером. — Impossibile[10]!» — «Мы будем продолжать борьбу, господин председатель, даже несмотря на противодействие нашего собственного профсоюза!» — «Я глубоко ошибся в вас, господин Ландлер. Посмотрите вокруг, и здесь и там, в петлицах железнодорожников значки социал-демократов. Неужели вы, буржуа и адвокат, этого добивались? Ну, да все равно. Пеняйте на себя! Вы знаете, что означают мои слова: я перестаю о вас заботиться?»
Вскоре их смысл разъяснился. Прибыли конные полицейские. Командир отряда обнажил саблю: «Приказываю освободить помещение!» Не обошлось без применения насилия. Кровь, сверкающие клинки сабель, пущенные в ход вместо оружия стулья, гусарский эскадрон, лес сабель, — пришлось спасаться бегством…
Ландлер стал беспокойно метаться во сне, под тяжестью его тела скрипела кровать. Подушка упала на пол. На тумбочке зазвенел стакан с водой. Ландлер ударился ногой о спинку кровати…
Лужайка в Варошлигете, куда сбежалось несколько сот разогнанных стачечников. Он возмущенно топнул ногой. «Неслыханно! С организованными рабочими не осмелились бы так поступить! С помощью оружия разгромить штаб стачки!» Один из трамвайщиков развернул красный флаг: «Мы взяли его у пекарей». Ландлер зажал в руке древко флага. «Ребята, товарищи! Под другим флагом мы выступали, но его выбили из наших рук те, кто дал его нам. Вот настоящее знамя! За мной! С ним мы пойдем в Союз железнодорожников-социалистов!»
За Ландлером последовали самые отважные. И вместо «Если снова позовет нас» пели гимн рабочих «Не будет властвовать над нами капитал»…
Когда заскрипела кровать, Илона вошла в комнату, раздвинула штору на окне.