Валленштейн - страница 7

— Значит, по доносу, — заключил кардинал. — Однако, как видите, истина всё-таки восторжествовала и благодаря Провидению заблудшую овцу удалось вовремя вернуть на путь Божьей благодати. Остаётся наложить на этого несчастного соответствующую епитимию и отпустить с миром, чтобы, совершая паломничество по святым местам, он замолил свои вольные и невольные грехи. Милость нашего Господа Бога бесконечна, а наша Матерь Католическая Церковь никому не мстит и даже никого не наказывает, но лишь требует полного отречения от богопротивной ереси и полного покаяния в содеянном, ибо только таким образом можно полностью смыть всю гнусную мерзость совершенных по недомыслию грехов, какими бы они тяжкими ни были. Итак, ты раскаиваешься в содеянном, сын мой? — обратился кардинал к Валленштейну.

— Да, ваше высокопреосвященство, раскаиваюсь.

— В таком случае, сын мой, я лично тебя исповедую и наложу на тебя соответствующую епитимию. — Кардинал резко развернулся к членам трибунала и спросил: — У вас есть какие-либо вопросы к подследственному?

Епископ Барберци, еле сдерживая готовое вырваться наружу бешенство, горько сожалел, что не позаботился о том, чтобы проклятые иезуиты не пронюхали об этом узнике. Валленштейн был задержан по доносу одного из вагантов, входивших в тесный круг товарищей по весёлым пирушкам, дракам и любовным похождениям, некоего хитрого голландца по имени Айзек Розенвельт, имевшего богатых родственников в Германии и Голландии и сделавшего всё возможное, чтобы Валленштейн очутился а застенках инквизиции. Однако епископ Барберци не учёл или забыл, что этот проклятый богемский рыцарь закончил иезуитский коллегиум в Ольмюце, а хитрые и пронырливые отцы иезуиты своих бывших воспитанником не выпускают из поля зрения. «Эх, если бы сейчас в Падуе был архиепископ Мараффи, генерал[15] ордена Святого Доминика, тогда бы коварным иезуитам ни за что бы не удалось освободить этого проклятого нечестивца с золотыми шпорами! — с досадой размышлял епископ. — Кто-то из иезуитов пронюхал о ведущемся следствии и позаботился, чтобы сюда из Рима прибыл сам кардинал Людовици». Однако делать было нечего. Негодяй почти три месяца приводил учёных братьев-доминиканцев своими софистическими упражнениями в отчаяние, но лишь здесь появились иезуиты, признал свои грехи и встал на путь Божьей благодати! Будь он проклят!

— Рыцарь фон Валленштейн отправится со мной в монастырь ордена Иисуса, где я его исповедую, — произнёс кардинал тоном, не терпящим возражений, — поэтому вы, братья, не забудьте записать в следственный протокол, что рыцарь полностью отрёкся от всех своих еретических заблуждений, покаялся и встал на путь истины. Это зачтётся как большой успех местной инквизиции, — произнёс он последние слова с лёгкой иронией.

Епископу Барберци ничего не оставалось, как кивнуть отцу датарию, и тот усердно заскрипел пером по бумаге.

В иезуитском монастыре после исповеди, носившей почти формальный характер, и наложения епитимии, заключавшейся в обычном строгом недельном посте, самобичевании по утрам и перед вечерней молитвой и, естественно, в обязательном паломничестве в Рим с целью лобызания священной туфли Великого Понтифика, кардинал Людовици сказал на прощанье ещё не пришедшему в себя Валленштейну:

— Ты, сын мой, родился в еретической протестантской семье, учился в школе Богемских братьев, где ещё больше набрался еретического духа, но затем учился в нашем иезуитском коллегиуме довольно успешно — если не считать твоих похождений, связанных с дуэлями, — и мы уже давно наблюдали за тобой. Нас очень обрадовало, что ты хотел тайно перейти в католичество. Но этого мало. Ты, сын мой, должен стать настоящим защитником нашей истинной веры от козней еретиков-протестантов. Мы будем не только внимательно наблюдать за тобой, но и вести тебя к великим делам и к нашей главной цели — построению Всемирной Католической империи. За отпущенный человеку короткий век это вряд ли удастся, но каждому доброму католику необходимо сделать свой вклад в построение фундамента, на котором рано или поздно будет воздвигнуто величественное здание этой империи. Ты, сын мой, в этом благом деле можешь оказать нам неоценимую помощь. Я вижу, что ты способен на великие дела и подвиги во имя нашей Матери-Церкви. Не сомневайся, мы вовремя укажем тебе путь, вовремя откроем перед тобой нужные двери и будем пристально следить за твоими успехами. Во имя достижения нашей великой цели мы сумеем вознести тебя на небывалую высоту даже для человека, в жилах которого течёт благородная кровь римских цезарей. Однако предупреждаю — остерегайся стать жертвой собственной гордыни и властолюбия, и особенно самой мысли, что ты сможешь осуществить свои честолюбивые замыслы, используя наш орден: возмездие будет скорым и неотвратимым, ибо всё в руках лишь всемогущего Господа Бога, а наш орден — только карающий меч в его деснице. Теперь прощай, сын мой. Сейчас над всем христианским миром нависла смертельная угроза со стороны Оттоманской Порты. Твоей настоящей епитимией будет продолжение путешествия за подвигами, но с этого момента только во славу нашей матери церкви. Хорошо подумай над этим, сын мой.