Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя - страница 7
Подготовка
16 октября 1768 года он знал, что стоит перед принятием решения. За день до отъезда ко двору он сидел один за своим письменным столом в Экульсунде и записывал пространные рассуждения о своих мыслях и настроениях. По приезде в Стокгольм он возьмет в свои руки акцию по свержению правящего государственного совета партии колпаков. Должен ли он делать это? Акция может удаться, а может и не удаться. Как бы то ни было, ему надо обязательно включиться во враждебную колпакам политику и стремиться к самоутверждению короля. Я, — пишет Густав, — нахожусь перед «hivere dissisif» — перед решающей зимой.
Зачем он записывал эти «размышления»? Полагал ли он, что кто-нибудь — друг или враг — найдет их и найдет причины, оправдывающие его действия? Будет ли эта памятная записка тем или иным образом доведена до общества? Или послужит руководством для более узкого круга его приверженцев? Ни одно из этих объяснений не кажется верным. Это сочинение резко отличается от обычных политических сочинений Густава с их ясным построением и риторической силой. Его мысли прыгают туда-сюда, отражая колебания между разными планами и желаниями. Эти «размышления» можно сравнить с подробным письмом к матери, написанным двумя днями ранее: в нем нет места сомнениям, но проявляется активное желание действовать и сыновнее послушание, когда Лувиса Ульрика торопила его с отъездом для осуществления предстоящей акции. 16 октября ему надо было просто-напросто достигнуть ясности в возникшей жизненной ситуации. В тот раз речь не шла о разыгрывании какой-то роли. Короткое время он был настолько искренен перед самим собой, насколько только мог, он совершенно естественно терзался сомнениями и пребывал в растерянности.
Трудность его положения состояла в том, писал Густав, что он был принцем без конституционной опоры. Он обречен на пассивность, если не сумеет завоевать авторитет, превосходящий его формальное положение. К счастью, — здесь в рассуждениях прорывается героическая роль — душа его такова, что закаляется в трудностях: труднодостижимая цель становится еще более желанной. Первая трудность: его положение — или недостаток положения — как кронпринца. Он был наследником государства, в котором продажность законов и обычаи, позволяющие трактовать законы так и сяк, создавали полную анархию и затрудняли исполнение долга. Анархия достигла такого уровня, когда уже нет ничего святого и когда соседняя держава, по самому своему географическому положению являющаяся извечным врагом королевства, с неограниченным деспотизмом господствует и распоряжается средствами и жизнью граждан. Густав охотно ушел бы со сцены, но должен пожертвовать собой во имя отечества. Одно заявление французского кабинета сделало Густава лично ответственным за несчастье народа и указало на невозможность отыскать лекарство без решительной и полной революции. Это вынуждает Густава действовать. Сначала он должен убедить короля и королеву решиться на переворот. Затем надо «побудить» графа Ферсена заручиться поддержкой Франции, навести порядок в финансах и вернуть в государственный совет Тессина, Хёпкена и Экеблада. Они могли компенсировать собственную неопытность Густава, но никто не смог бы руководить управлением в большем соответствии с нуждами короля, чем он, Густав, сам. Однако он решил не брать этого на себя из-за слабости короля и неудачного опыта предыдущих попыток. Королева больше не поддерживала авторитет короля, наоборот, король внушил ей «lassitude» и «timidité»[5]. Сам Густав хотел уехать в провинцию или в Упсалу. Он намеревался изучать там экономику у господина Берка и финансы у Бутина; он займется жесткой экономией. Последние три месяца были, наверно, самыми счастливыми в его жизни; он и подумать не мог, что счастливая судьба вернет ему их. Но — пишет он тут же — «я еду с чистыми сердцем и совестью, которые исполнены бескорыстных намерений, подобающих доброму гражданину». Может ли он возвратиться с этими счастливыми качествами и может ли он прежде всего использовать то душевное равновесие, которое ощущает в это мгновение и которое не может быть использовано без точного исполнения своего долга? Размышления отклоняются от темы, безвозвратно уходя в область пожеланий.